Перед вами очередная глава премирного Откровения Пречистой Девы — Венчанной на Престол. Центральная ее точка — четверичный завет с Пречистой, открытый российскому пророку. Для спасения России Божия Матерь просит от нас малого: от искреннего сердца присягнуть Ей как своей родной Матери, Матери нового духовного рождения, как российской Самодержице, Царице Небесной и, последнее, — Венчающейся на престол святой Руси, Ею возрождаемой и созидаемой.

Мы переходим к одной из самых светоносных глав Белого Небесного Евангелия.

Два великих тревожных события произошли после отречения от престола российского императора Николая II: явление иконы “Державная” в селе Коломенском под Москвой (икона обретена в день подписания императором Николаем II Манифеста об отречении от престола (2 марта 1917 года), которой Пречистая Дева знаменовала, что берет власть в России в Свои руки; и Ее Слово в Фатиме, теснейшим образом связанное с судьбой России. На двух разных концах Европы совершились события, близкие по значению и духовно зависящие друг от друга.

...На небольшом горном плато среди олив и зеленых дубов трое детишек (две девочки и мальчик, обычные крестьянские дети) пасут овец.

Была весна или начало лета. Знобящая погода, и моросит дождик. Пастушки решили укрыться в пещере. Они помолились, как учили их благочестивые родители, перекусили и стали играть в свои игры. Вот дождь утих. И вдруг как будто порыв ветра заставил их обернуться ко входу в пещеру. В интенсивном свете прорезались очертания белой светоносной фигуры, которая приближалась к маленьким пастушкам. Ангел плыл в воздухах, наподобие хрустального кристалла, пронизанного солнечными лучами...

Приблизившись, Небесный Вестник сказал с упокоенным достоинством, свойственным неземным существам:

По описанию старшей из детей, Люсии, им представился прекрасный юноша четырнадцати — пятнадцати лет. Ангел преподнес им новую молитву — прошение жертвенного, преданного и кающегося сердца:

Образ Ангела имел особую силу. Молитва как бы впечаталась в сознание. Дети стояли ошеломленные. Ангел продолжал:

И трижды сотворив вместе с детишками эту молитву, он исчез.

Позднее, в интервью, взятом в 1947 году В.Т. Уолшем, автором одной из лучших книг о Фатиме, Люсия говорит:

“Было нечто столь сокровенное и глубоко действующее, столь интенсивное в явлении Ангела, во всем, что он говорил и делал... Слова Ангела имели такую напряженно-всепоглощающую силу, что их нельзя было забыть. Они, чудилось мне, впечатывались в память точно и неизгладимо” (Walsh, William Thomas. Our Lady of Fatima. Уолш Вильямс Томас. Наша Фатимская Госпожа. Image Book Edition, New York, 1954, p.219).

Первое горнее явление Ангела Португалии детям осталось безвестным даже после признания фатимских явлений Западной Церковью. Лишь много лет спустя, когда Люсия, тогда уже сестра Мария Скорбей, получила прямое указание от своего епархиального епископа описать произошедшие события, в своих дневниках она записала:

“Сверхъестественная атмосфера, которая окружала нас, была такой напряженной, что мы почти не осознавали собственного существования. В течение долгого времени мы оставались в том же положении, в котором Он нас оставил, повторяя ту же молитву. Внутреннее присутствие Бога было так ощутимо, что мы не смели говорить друг с другом.

На следующий день духовно мы пребывали в той же атмосфере, которая исчезала постепенно. Никто из нас и не думал рассказывать об этом явлении или доверить кому-нибудь нашу тайну...”

Дети решили, таким образом, никому из взрослых не рассказывать о чудесном явлении им светоносной сущности и об удивительной молитве, им сообщенной. Но уже спустя несколько недель явление повторилось. И вновь совершенно неожиданно.

Был знойный полдень. Пастушки загнали овец в овчарню и затеяли игру в тени оливковых деревьев. Внезапно, подняв глаза, они увидели совсем рядом с собой Ангела.

— Чем вы заняты? — спросил Небесный Вестник. — Молитесь, много молитесь! Христос и Божия Матерь избрали вас для высокой миссии. Постоянно молитесь и приносите маленькие жертвы Всевышнему.

— Какие жертвы приносить нам? — спросила одна из девочек.

И высокий дух исчез.

Стоявший рядом с Люсией и Жасинтой мальчик Франсишко не слышал ни одного слова из того, что говорил Ангел, хоть видел его так же ясно, как и в первый раз.

Долгое время дети находились в состоянии духовного восхищения и не могли прийти в себя... И в третий раз явился Ангел Португалии. На этот раз в его руках была Чаша Причастия и Хлеб. Кровь источалась из Хлеба и стекала в Чашу...

Был конец сентября. Стояло дивное “бабье лето”. С появлением Ангела дети прочитали розарий и новую молитву, которая была преподана свыше. Ангел простерся перед Святыми Дарами, покоившимися теперь в воздухах, и трижды произнес:

После прочтения этой прекрасной молитвы, затрагивающей самые сокровенные струны сердца, Ангел причастил детишек. При этом только Люсия получила хостию (Хлеб Господень в католическом Причастии), а Франсишко и Жасинту, которые до того ни разу не приобщались Святых Даров, Ангел причастил, дав лишь испить из Чаши. Дети видели капли Крови, капающие с Хлеба...

После горнего Причастия сердца их как бы обожгло. Они почувствовали себя почти вне тел. Обычные силы оставили их, и некоторое время, по словам Франсишко, он не мог даже ходить. Это состояние полноты Божественного присутствия пребывало с ними в течение многих недель.

Люсии Абобора в то время было девять лет, а ее двоюродным брату и сестре, Франсишко и Жасинте Марто, — восемь и шесть.

Прошло несколько месяцев. Было 13 мая 1917 года. Переворот в России совершился... Царь Николай был в заточении...

В тот день детишки, как обычно, пришли на Кова да Ирья (“Долина мира” в переводе с португальского) пасти овец. Решили выстроить укрытие от ветра — “домик” из камней... Внезапная яркая вспышка на безоблачном небе напугала их и заставила укрыться у корней столетнего дуба. Сверкнула вторая вспышка света, еще ярче первой.

Дети только что закончили скудный завтрак и, как потом признались, несколько “быстро” (т.е. отчасти небрежно) прочли розарий. При виде огненного знамения они замерли в страхе.

Внезапно в центре поля, над маленьким вечнозеленым деревцем, горным дубком, называемым в тех местах азинхейро, обрисовался Лик дивной красоты Дамы в облаке Света.

“Она была в в белом и сияла ярче солнца, излучая Свет более ослепительный, чем чистейшая вода в хрустальной чашке, проницаемая лучами самого слепящего солнца”. Впоследствии благодарные паломники пытались воссоздать по рассказам детей образ Божией Матери Фатимской. И несмотря на благолепный и прекрасный образ изваянной статуи, изображение не походило на Пречистую Деву в достаточной мере. Люсия потом говорила, что Божия Матерь была “вся из Света”, на одежде Ее нельзя было видеть никакой каймы или орнамента. Практически невозможно сделать статую такую же прекрасную, как Она... Спустя 30 лет Люсия показывала Уолшу очень простое изображение, совсем без украшений (Божия Матерь была нарисована на каком-то прозрачном пластике) и сказала, что находит в нем наибольшее сходство из тех, какие она видела.

Пречистая нежно взглянула на детишек и сказала:

Детей охватила необыкновенная радость. Страх прошел. Люсия, самая старшая, спросила:

— Откуда Вы пришли, Ваше Величество?

— Что Вы хотите от меня?

— А я пойду на Небеса?

— И Жасинта?

— А Франсишко?

Люсия спросила о судьбе двух умерших подруг:

— А Мария да Невес сейчас на Небесах?

— А Амелия?

— Да, хотим.

Произнося последние слова, Благоуханная раскрыла ладони, и от них изошли два потока Света, поглотившие детей, проницавшие самые дальние уголки их сердец и достигшие самого дна души. Люсия позже передавала состояние, пережитое ими: дети увидели “себя в Боге в этом Свете яснее, чем в самом светлом зеркале”.

Пастушки непроизвольно упали на колени и стали читать молитву, которой научил их Ангел. “Дама” подождала, пока они окончили, и прибавила:

Произнеся эти слова, Она воспарила над деревом и плавно заскользила на восток, пока не исчезла в слепящем свете солнца. Явление длилось не более десяти минут.

Вернувшись в деревню, простодушная Жасинта проговорилась матери, и они с Франсишко были подвергнуты домашнему допросу. Отец девочки счел рассказ правдоподобным и пришел в умиление: какого чуда удостоилась его дочь!..

О том, что их тайна раскрыта, Люсия узнала на следующий день. Мария Ангелов, сестра Люсии, спустя 25 лет излагает их беседу, состоявшуюся утром на другой день после явления, священнику о.Джону де Марши:

— Люсия! Я слышала ты видела Госпожу на Кова да Ирья? Правда ли это?

— Кто тебе сказал?

— Я слышала от соседей. Тете Олимпии сказала Жасинта.

— Я просила никому не говорить! — с горечью, едва не плача, воскликнула Люсия.

— Почему?

— Потому что не уверена, действительно ли это была Пречистая Дева. Я видела чудной красоты небольшого роста Женщину.

— И что Она тебе сказала?

— Дама обязала нас шесть месяцев подряд приходить на Кова да Ирья, а затем Она скажет, Кто Она и что хочет от нас.

— А ты сама спросила Ее, Кто Она?

— Я спросила, откуда Она пришла, и в ответ услышала: “С Небес”, — простодушно ответила Люсия.

Реакция подозрительной и недоверчивой Марии Розы, матери Люсии, была иной, чем у благочестивых родителей Жасинты и Франсишко. Мария Роза требует у дочери отречения от своих слов, хочет, чтобы та “созналась во лжи”. Что скажут соседи, подумать только! А священник? И кто мы такие, чтобы Сама Пречистая Дева являлась к нам?...

Люсию подвергли унизительному допросу, угрожали. Мать обещала запереть ее в чулан, кричала... Однако дети терпеливо переносили первые скорби, укрепляя друг друга.

Их отношения были исключительно нежны, а устремления — возвышенны. Семи-десятилетние младенцы мечтали о Небе, о Царстве Небесном и о блаженной Госпоже, Небесной Гостье, вызвавшей столь дивный восторг в их сердцах.

Уже после первого явления Ангела Люсия, Жасинта и Франсишко стали приносить малые жертвы для спасения грешных. Теперь это стремление усилилось. Дети пользовались любой возможностью для принесения жертв. Скромное, смиренное жертвоприношение стало для них тихой радостью. Они отдавали завтрак овцам, а затем детям из бедных семей ближних деревень. Сами же ели корешки, листья и другие растения. Однажды Люсия попросила Жасинту не есть желуди, ведь они очень горькие. Жасинта возразила:

— Я потому и ем, что горькие — ради обращения грешников. Не просила ли нас о том Прекрасная Госпожа?

13 июля в честь праздника св.Антония в Фатиме появились народные увеселения. Детишки любили этот праздник — гуляния, песни, забавы, игры, танцы, сладости... Случай казался благоприятным, чтобы “отвести” детей: неужели ради Кова да Ирья пренебрегут одним из самых веселых деревенских праздников? Однако на вопрос, пойдет ли она на Кова да Ирья, Люсия твердо ответила:

— Да! Этого хочет наша Госпожа.

Мария Роза в крайнем ожесточении втайне собиралась запереть девочку на ключ, не пускать к месту явлений, морить ее голодом, пока та не “покается” и не отречется от “несносных бредней”. Но Промысел Божий рассудил иначе. На улице ей повстречался новый местный священник, отец Мануэль Перейра. Растерянная мать излагает ему суть дела и делится своей “скорбью”. Молодой пастор отвечает благорассудительно, вполне в традиции ветхозаветного учителя Гамалиила:

— Пусть идут, если они на том настаивают. Посмотрим, каким будет результат. После встречи приведите детей ко мне, я расспрошу их. Не беспокойтесь, Мария Роза, мы разберемся во всем...

Весть о явлениях облетела Фатиму и окрестности. К празднику собралось немало праздных и непраздных желающих стать свидетелями чудесного явления. Ждали детишек, чтобы идти за ними на место Встречи...

Люсия горевала из-за презрения и недоверия к ней со стороны родителей. Простая и чистая сердцем, она искренне плакала, не желая огорчать мать, и вместе с тем, воля Прекрасной Госпожи была для нее нерушима. Жасинта утешала девочку, предложив ей рассматривать скорби как жертву ради обращения грешников.

Наконец они двинулись на Кова да Ирья. По дороге к ним присоединилось еще несколько странников. Одна из паломниц по имени Мария Карейра (работавшая еще в 1946 году в пекарне местного храма) вызвалась идти вместе с детьми. Она была больна, но ей так хотелось увидеть чудо! С температурой едва не под сорок, пересилив немощь, Мария шла в хвосте колонны, пока едва не потеряла сознание от усталости. Ждать пришлось долго.

— Намного ли еще задержится наша Госпожа? — спросила она у Жасинты.

— Нет, скоро!

Следуют минуты томительного ожидания. Читается розарий. Прочитали пять Таинств: Благовещение, Посещение Марией Елизаветы, Рождество Спасителя, Принесение во храм... Господь, двенадцатилетний отрок, проповедует во Иерусалимском храме...

Брызнул ослепительный Свет, и присутствующие бросились к вечнозеленому деревцу.

Мария Карейра впоследствии вспоминала: “Мы упали на колени в кусты и колючки. Люсия подняла руки, как в молитве, и я услышала ее слова: “Ваше Величество сказали мне придти сюда. Пожалуйста, скажите, что Вы хотите от меня”.

Удивительный язык! Удивительная премудрая простота! Царица говорит как бы с чистой душою человеческой, и душа Ей внемлет в трепете. Вот у кого надлежит учиться, в какой школе наставляться, каким образцам следовать!

“Затем — вспоминает дальше Мария Карейра, — мы услышали нечто похожее на едва слышный голос, но не могли различить произнесенных слов. Он был скорее похож на жужжание пчелы”.

Некоторые присутствующие при явлении обратили внимание, что свет солнца на время как бы потускнел, верхушка горного дубка слегка согнулась, и листья деревьев, как потом оказалось, обернулись вослед Пречистой, исчезнувшей, как всегда, на востоке, и вернулись в прежнее положение только через несколько часов. В этом положении они напоминали маленькие деревянные ладьи...

Позже Люсия подробно рассказала о чудесной беседе.

— Чего Ваше Величество хочет от меня?

Девочка спрашивает об исцелении больного.

— Я бы хотела просить Вас взять нас на Небо...

— Я останусь здесь? Одна?

С этими словами дивная Госпожа раскрыла ладони, и от них вновь пролился океан нетварного Света, буквально затопивший своими лучами детей. В этом Свете дети “видели себя погруженными в Бога, — писала Люсия, — Жасинта и Франсишко, казалось, были в той части Света, которая уходила к Небесам, а я в той, что струилась на землю. Перед правой ладонью Госпожи было Сердце, заключенное в венец из терниев. Шипы, казалось, пронзали его, как гвозди. Мы поняли, что это было прободенное Сердце Марии, уязвленное грехами человечества, за которые следует принести искупление”.

Пречистая безо всякого усилия отделилась от дерева и заскользила вдаль. Мария Карейра слышала, как Люсия возгласила: “Пронто! (быстро). Она уже не видна! Она восходит на Небеса. Сейчас за Ней захлопнутся двери...”

Переживание присутствия Божией Матери было необыкновенным. Казалось, Она растворена в воздухах, травах, в листьях... Следы Ее остались даже на поверхности камней... Иные из присутствующих собирали листья или траву, растущую вокруг азинхейры, прикладывали к сердцу, обоняли... Некоторые предались сладостному чтению розария. Разговаривали о строительстве часовни, о том, чтобы совершать Литургию на месте Святого Явления...

Находились среди них скептики и откровенные недоброжелатели, особенно из числа атеистов, пришедших не столько убедиться в чуде, сколько искушать себя и мешать другим... Можно представить, сколько стрел вонзилось в Сердце Божией Матери от пришедших вопрошать и искушать Саму Царицу Небесную! Но так устроен внутренний наш человек. Трудно ему уверовать без “доказательств”, не в силах выйти из состояния комы, сна...

Маленькая Жасинта, научившись читать в сердце каждого, не отвечала на большинство недоброжелательных вопросов типа:

— Так что, ты тоже собираешься на Небо? — и хранила скорбное молчание.

Франсишко, как и прежде, ничего не слышал, хотя видел Божию Матерь. Люсии приходилось неделями в период между явлениями разъяснять двоюродному брату каждое слово, переданное ей Пречистой Девой, и отвечать на самые неожиданные вопросы. Это было непростой задачей. В.Т. Уолшу Люсия обьяснила в 1947 году: каждое слово Ангела отчетливо и навсегда врезалось в память. Откровения же Пречистой Девы были подобны тончайшим ощущениям, как бы теплу и свету в сердце, и облекались в слова ненасильственно и мягко... Точно передать оттенки слов дивной Госпожи было не всегда легко.

Франсишко и Жасинта были исполнены радостного ликования. Девочка снова и снова восторженно описывала родителям необыкновенную красоту “Дамы”.

Не то ожидало Люсию. Бывшая любимица семьи, уважаемая родителями и сестрами за усердие и честность, уже месяц Люсия с утра до вечера выслушивала нарекания, упреки, окрики, угрозы и внушения. Теперь же девочка столкнулась с настоящей бурей негодования... Приходили соседи из числа неверующих и недоброжелателей, пытались воззвать к родовой совести, мол, ты навлечешь беду на всех нас...

Пастырь местной церкви опросил троих детишек и был вынужден для себя сделать вывод, что они говорят, вероятно, правду. Запись беседы сохранилась.

Однако сказывалась институциональная инерция. Поклонение Богу мысленному, культовому, историческому, богословскому — привычно. Но возможность видеть Его Живого?! Священник склонялся к мысли, что это — “дявольская прелесть”.

Десятилетняя Люсия была потрясена. Девочке в голову не приходило подобное! Как можно сомневаться, что это была Сама Дева Мария?

Люсия предалась тяжелым раздумьям. Испытания, выпавшие ее душе, едва ли не оказались слишком велики, и девочка отказалась идти на Кова да Ирья. Уговоры Жасинты и Франсишко уже не помогали. Люсия мечется, не знает, как ей быть: чаяние сердца внушает ей — “иди!”; голос рода — “пребудь с нами! останься!” До последнего момента Люсия твердит, что никуда не пойдет, и только когда уже близок полдень 13 июля — время, назначенное Пречистой для очередной Встречи, она, решившись, прибегает к брату и сестре, застав их в слезах: бедные маленькие дети Марто не решались идти на встречу с “Дамой” без Люсии.

Они почти бегом направляются к полю, а оно уже полно людей: местные жители целыми семьями пришли сюда. По некоторым свидетельствам, их было около пяти тысяч, среди них — священники, родители маленьких боговидцев, горожане, крестьяне, больные, калеки... Те, кто присутствовал при великом событии месяц назад, и другие...

Толпа в напряжении ожидала явления Пренепорочной. Воздух вокруг казался наэлектризованным, и каждый звук воспринимался как непомерно громкий и раздражающий. Если Пречистая не придет, гнев обрушится на детей и их родителей: разъяренная толпа может разорвать их на куски...

Приступили к чтению розария, но напряжение в воздухе нарастает; среди пришедших много желаюших доказать себе обратное — ничего не будет, над ними просто издеваются, “эта Люсия” просто изображает из себя боговидицу и святую. Видано ли, слыхано ли? Кто она такая, эта бедная пастушка, безграмотная девочка, чтобы с ней говорила Сама Царица Небесная?

Божия Матерь все не приходила, не подавала никаких знаков. Среди присутствующих, кроме того, находилось несколько бесноватых, издававших ярые вопли, что еще больше нагнетало недовольство. Какая-то женщина начала вслух честить детей, их родителей, откровенно угрожать...

Среди пяти тысяч присутствующих был, однако, человек, искренне веривший своим детишкам и готовый встать на их поддержку. Это был глава семьи Марто, Мануэль, отец Франсишко и Жасинты. Он стал рядом с ними и загородил своим телом, чтобы защитить, если понадобится. Он-то и услышал первый, как Люсия, побледневшая, как никогда прежде, тихо сказала:

— Снимите шляпы! Я уже вижу Госпожу.

Папаша Марто увидел, как на дерево опустилось нечто вроде маленького белого облака; пронесся прохладный ветерок (день был знойный)... Боговидцы перестали видеть и слышать окружающее — Пречистая заговорила с ними... Мануэль Марто услышал негромкий вибрируюиий звук. Сердце ему подсказывало: происходит нечто сверхъестественное. Благодатное тепло, как бы сладостное опьянение разливается по его сосудам...

— Чего Вы хотите, Госпожа? — как и прежде, с трогательной непосредственностью спросила Люсия.

Люсия повторила свою просьбу сказать, Кто Она, и просила совершить чудо в подтверждение того, что Ее явления истинны. Пренепорочная Дева Светов обещала ей открыть Свое Имя в октябре и тогда же совершить чудо, о котором просила Люсия.

Девочка передала Божией Матери некоторые просьбы окружающих. В 1941 году она писала: “Я не помню их в точности, но, кажется, одной из них было прошение об исцелении хромого сына Марии Карейры. Богородица ответила, что не исцелит его, но, если он будет ежедневно читать розарий, пошлет ему средства к существованию”. Благословение Царицы было исполнено, и хромой Луи всю свою жизнь проработал в новом фатимском храме, выполняя обязанности и сторожа, и уборщика...

Люсия запомнила: Пречистая Дева многим говорила о молитве по четкам для получения милостей от Бога.

— Жертвуйте собой ради грешников и повторяйте, особенно во время принесения жертвы: “О Иисусе, эта жертва во имя Твоей любви, ради обращения грешников, во искупление грехов совершенных и ради Непорочной Матери Твоей”.

Укрепленная благодатью Пречистой Девы, Люсия уже ничего не боялась и смиренно внимала каждому слову Прекрасной Дамы.

Божия Матерь вновь раскрыла ладони, и из них ударил столб Света, на этот раз в землю. Перед детьми разверзлось (как писала Люсия в 1941 году) “море огня, и в этом огне купались демоны и души, как раскаленные докрасна угли. Прозрачные и черные или бронзового цвета, они имели человеческие формы, но проплывали вокруг в этом пожаре, сожигаемые пламенем... вырывались из него с клубами дыма, рассыпались во все стороны, как искры, и опять падали в этот огромный пожар — вне веса, равновесия, среди душераздирающих криков и стонов скорби и отчаяния, заставлявших содрогнуться от ужаса. Демонов можно было отличить по страшным и отвратительным формам их тел, подобным невиданным и пугающим животным, прозрачным, как черные угли,которые становились красными от жара”.

Царица показала детям геенское пекло — место страданий грешников и узников вечной смерти. Дети были в слезах во время откровения, из груди их вырывались страшные крики, и толпа, точно гипнотизированная, пребывала в оцепенении, понимая, что совершается нечто умонепостижимое...

Помолчав, Дева Мария прибавила:

— Вы видели ад, куда идут души бедных грешников. Чтобы спасти их, Бог хочет установить в мире почитание Пренепорочной Девы. Если будет выполнено то, о чем Я скажу вам, наступит мир. Война идет к концу, но если люди не прекратят оскорблять Бога, то начнется другая, еще хуже... И вот даю вам знамение: — добавила Пречистая, — когда ночь озарится неизвестным светом, знайте, что это великое предзнаменование, знак того, что Бог собирается наказать людей за их преступления войной и голодом и гонениями на Церковь...

Предсказанное Божией Матерью неотвратимо совершилось, поскольку Ее указание о посвящении России не было выполнено — в который раз! А в ночь с 25 на 26 января 1938 года страшное “северное сияние” было одновременно видно в Баварии, Швейцарии, Венгрии, Норвегии, Лондоне, Австрии... в Ломбардии, Швеции, Польше, Бельгии, Франции... Явление длилось час, и света было достаточно, чтобы писать, не зажигая лампы. Всем полуночникам, не спавшим в тот час и видевшим знамение, передавалось нечто устрашающее — ощущение кануна мировой резни — жуткого испытания, которое Господь попустил по грехам человеческим.

Матерь Божия продолжала:

— Даже Франсишко? — переспросила Люсия Божию Матерь. Мальчик по-прежнему оставался глух к Ее словам, хотя и видел Ее сияющий сладчайший Лик.

В завершение Откровения Пречистая открыла детям еще одну тайну, которая оставалась неизвестной даже духовнику Люсии, пока фатимской боговидице не дастся знак свыше раскрыть ее священнику.

По словам Люсии, дети, обозрев картину ада, умерли бы от страха и горя, ими пережитых, не дай Госпожа им обещания взять их на Небо. Бледная как смерть, Люсия, однако, спросила:

— Вы больше ничего не хотите от меня?

И Госпожа удалилась, как обычно, на восток.

Толпа, жаждущая получить ответы на множество вопросов, окружила детей, сдавила их. Возникла новая угроза — если не физической расправы, то быть раздавленными. Глава семейства Марто с трудом вывел пастушков из плотного кольца окруживших их крестьян. Домой они добрались на чьем-то автомобиле.

Картина веры в Португалии начала века очень напоминала брежневскую Россию. Церковь оттеснена, Дух в ней угас. Расплодилось великое множество безбожников, в том числе среди политиков, юристов, полицейских, врачей. Враг начал свою лобовую атаку.

После явления 13 июля, которое смело можно назвать величайшим, венчающим как бы первую часть надмирното Евангелия, был переброшен мостик в Россию. Взор Пречистой устремлен в страну, где проходит кровавая резня, свергнут законный царь, а Ее Сердцу нанесена очередная страшная рана... Она указала на прямую связь между судьбой России и всего мира, а вернее, невозможность спасения какой-то одной страны...

Драматические события 13 июля, когда до последнего момента Люсия металась между матерью, сковавшей ее волю, и зовом Пречистой, продолжались. Через месяц, в назначенный день следующего явления разыгралась подлиннам трагедия.

Гонения на юных исповедников ведутся уже и через свяшенство, и через полицию. Враг рода человеческого ожесточает сердце местного начальника полиции, некоего Артура Оливеро Сантуша, и тот требует детей на допрос, заводит “дело”. Хотят дознания. Шутка ли? Пятитысячная толпа приходит на поле ради “чуда”! Не грозит ли подобная религиозная “манифестация” безопасности страны? Об этом надо сообщить в правительство...

Артур Оливеро бьет тревогу:

— Эти дети — малолетние преступники! — кричит он в трубку. — Вы не представляете, какие страшные последствия ожидают нас, если подобные явления будут продолжаться! Манифестации-мистификации! Сколько будет длиться зтот маскарад? Я этого больше не позволю!

В Лиссабоне, холодно выслушав, дают согласие, и Артур Оливеро вызывает детей.

Благорассудительные родители Марто не отпускают Жасинту и Франсишко. Десница Божия пребывает на отце семейства, в который раз спасшем детей от дополнительных скорбей.

Но в семействе Абобора Мария Роза по-прежнему восстает на дочь, бьет ее по щекам, не выпускает из дома, грозит привязать канатом, угрожает голодом... Ничто не помогает. Тогда отец Люсии берет ее за руку и насильно ведет в местную префектуру. Жасинта старается укрепить двоюродную сестру. Слова ее звучат как свидетельство великомученицы за веру Христову, готовой пойти на смерть: “Если тебя начнут убивать, ты скажи, что я — такая же, как ты, а Франсишко — еще больше, и что мы тоже хотим умереть... А теперь я пойду к стене вместе с Франсишко как следует помолиться за тебя”.

...В полиции прибегают к запугиванию, обольщению. От Люсии требуют признаться, что она лжет. Но девочка настаивает на своем, и ее, наконец, отпускают.

Враг, однако, не успокаивается. Следует очередная атака. Артур Оливеро знает об очередном явлении, должном состояться 13 августа, и во что бы то ни стало решает воспрепятствовать ему. На этот раз он решил действовать коварством и хитростью...

Поздним утром 13 августа, накануне явления Богородицы, к домам Абобора и Марто подьехала мягкая коляска, и вышедший из нее представитель власти услужливо спросил: “Разве вы не собираетесь сегодня на Кова да Ирья? Я подвезу вас”. Ничего не подозревавшие дети забрались внутрь, и коляска покатила в соседний город Урем, где находилась местная тюрьма...

Можно представить смятение детей! В коляске разразился маленький армагеддон. Дети стали вырываться, понимая, что их обманывают.

— Вы обещали везти нас на Кова де Ирья! Мы никуда не поедем! Отпустите нас! — кричали маленькие узники.

— Мы только заедем на минутку в Урем, а потом сразу же вернемся,— лицемерно успокаивал их похититель. А дьявольская коляска все дальше увозила их от места сладчайшей встречи...

Их привезли в тюрьму и заключили в камеру на целый день. По описаниям, сохранившимся в документах префектуры Урема, и воспоминаниях Люсии, к ним применили гнусные сатанинские приемы. Детей не просто пугали. Был устроен целый спектакль. Маленьким боговидцам внушали, что в соседней комнате уже приготовили котел с кипящим маслом... Детей стали по очереди выводить. Первым увели Франсишко... “Вашего брата больше нет. Его тело сварилось... Теперь та же участь ожидает и вас, если вы не пожелаете отказаться от своих слов...”

Дьявол прибегает к излюбленному приему — бьет страхом смерти. Казалось бы, детишек напугать особенно легко. Но перед сеньором Сантушем оказались отнюдь не обычные дети, но освященные благодатью Божией и укрепленные печатями Пречистой. Они полны одного сладостного желания — быть с Ней вместе...

“Франсишко больше нет! — мысленно восклицает Люсиа, хотя и дрожащая от напряжения. — Душа его взята Пречистой!... Как он, должно быть, счастлив!... И скоро мы пребудем с ним!...”

Воистину каждый из боговидцев уже тогда внутренне прошел через смерть и в духе стяжал венцы, подобные дарованным первым христианским мученикам...

Второй выводят “на пытку” Жасинту. Люсия плачет и укрепляет свою сестру, и Жасинта уходит бледная, но просветленная. На лице ее нет страха — она спокойна и уверенна.

Когда спустя четверть часа очередь доходит до Люсии, “палач” хватает ее за руку, чтобы вывести из комнаты. Она уже не плачет и смирилась со своей участью. Напротив, втайне она радостно воодушевлена ожиданием встречи во исполнение обещания Пречистой, что дети будут с Ней на Небе. Она исполняется свидетельской силой!..

Оливеро Сантуш полон ярой злобы: стрелы страха смерти, пущенные в детей, вернулись в него же, и он разъярен своей немощью. Маленькие безграмотные беззащитные дети одержали победу над столь могучим и всевластным голиафом, бряцающим оружием... Начальник полицейской префектуры не в силах ничего сделать. Он берет Люсию за руку и выталкивает ее за дверь, где потрясенная девочка видит брата и сестру невредимыми. Так это было просто испытание! .. Жасинта и Люсия бросились навстречу друг другу.

С августа 1917 года Фатима стала местом постоянного паломничества мирян, священников, официальных представителей Церкви, настроенных иногда явно враждебно. Детям передавалась скорбь Пречистой Девы. Они чувствовали стрелы недоброжелательности и подозрительности, кощунства и осквернения святынь — раны, наносимые Божией Матери...

“О, как они слепы, несчастные! .. Почему они так ненавидят нашу прекрасную Госпожу? .. Она несет столько добра, Она хочет спасти мир”, — думала Люсия, делясь своими мыслями с братом и сестрой.

Однако, было много и утешительных визитов. Люсия вспоминает: один немолодой иезуитский священник о.Краз из Лиссабона (приехавший верхом на осле) стал их ангелом-хранителем на целых две недели — пока не пришло время покинуть Фатиму...

Сколько скорбела бедная Люсия, сколько ударов обрушивалось на нее!... Угрозы матери, злоба родственников, бессонные ночи. Крики, наказания голодом,жуткие, навсегда в ее сердце запечатлевшиеся сцены в Уремской тюрьме... Умножаются волны недоброжелателей: каждый считает своим долгом, придя в Фатиму, истребовать своей правды, провести собственное освидетельствование.

Однако скорби, свыше посылаемые, всегда посильны, и отец Краз был одним из вестников небесных, посланных в утешение. Еще четыре года назад премудрый иезуитский пастырь исповедывал Люсию перед первым причастием, и уже тогда нежно сказал ей: “Дочь моя! Душа твоя — храм Святого Духа! Бережно храни ее чистоту”. Добрый священник бережно погладил девочку по голове, подарил ей новые дорогие четки из полудрагоценных камней и сказал, что всегда мысленно будет с ней и утешит ее в минуту скорби. Что Господь — с ней; с ней — Святой Отец и Церковь, И что Матерь Божия укрепит Свою юную подвижницу на предстоящие подвиги свидетельские...

Отец Краз не только поверил детям, но и пообещал научить их некоторым молитвам на изгнание бесов. Впоследствии эти молитвы оказали Люсии большую помошь.

Трудный месяц миновал, миновал и день явления. Чем же закончилось драматическое 13 августа?

На Кова да Ирья собралась толпа из восемнадцати тысяч паломников. Местных жителей было немного, в основном народ стекся из разных концов Португалии, услышав о творящемся чуде.

Ровно в двенадцать в ясном небе сверкнула молния и раздался удар грома. На азинхейро спустилось белое облачко, продержавшееся около десяти минут — Божия Матерь как бы ждала своих юных собеседников... Затем облачко будто растворилось и исчезло, не дождавшись пастушков. Пречистая удалилась.

Воцарилась благоговейная тишина. Люди расходились, забыв о негодовании, граничащем с яростью, которое царило на поле всего несколько минут назад. Не надо забывать: подавляющее большинство вновь пришедших ожидало вовсе не чуда — пришли увериться, что их обманывают.

Разве не бессилен враг, когда вступает в действие прямой Промысел Божий? Предопределенная Божией Матерью беседа состоялась, лишь с небольшим опозданием.

Девятнадцатого августа Люсия заметила, что солнце поблекло, как это обычно случалось перед приходом Пречистой Девы, повеяло знакомой прохладой... Сердцем почувствовав приближение Божией Матери, Люсия послала за сестрой, и детишки радостно устремились на поле. Они успели на Кова да Ирья как раз вовремя, чтобы увидеть свою дорогую Госпожу, с нежностью смотрящую на них. Дети бросились на землю и заплакали...

Божия Матерь с минуту молчала, сострадая маленьким мученикам за веру, оценив то, что они претерпели. Но вот Люсия поднялась.

— Что Вы хотите от меня? — кротко задала она свой неизменный вопрос Госпоже.

— Я хочу, чтобы вы продолжали приходить сюда каждое тринадцатое число и не прекращали читать розарий. В последнее Мое явление Я обещаю совершить великое чудо, и все уверуют.

— Я хотела попросить Вас исцелить некоторых больных...

— Я исцелю кое-кого в течение года.

Последовало минутное молчание. Затем Божия Матерь сказала очень серьезно:

— Молитесь, много молитесь за грешников и приносите жертвы за них, потому что

И Пречистая удалилась.

Когда Франсишко, Жасинта и Люсия смогли двигаться после перенесенной неземной радости, дети срезали раздвоенную ветку, которой касались стопы Пренепорочной. Проходя мимо дома Абобора, они показали ее матери Люсии. Коснувшись ветки, Мария Роза ощутила тонкий аромат, не похожий ни на что, ей известное, и впервые осознала, что, возможно, нечто необыкновенное действительно происходит с детьми.

Примерно в это время дети втайне от родителей стали носить самодельные вериги из грубой веревки, по-видимому, по тайному благословению Пречистой Девы...

Примерно за год до смерти Жасинта не смогла больше ходить в церковь для Причастия. Но она “находила способ причащаться духовно”, — пишет М.Н. Гаврилов, автор единственной на русском языке книги о Фатиме. Когда Люсия возвращалась из церкви, она ей говорила:

— Ты причастилась, Люсия?.. Так подойди ко мне совсем близко, раз у тебя в сердце Иисус Христос... Не знаю как, но я чувствую Господа у себя внутри. Я Его не вижу и не слышу, но понимаю, что Он мне говорит. Так хорошо быть с Ним!”( Гаврилов М.Н., Повесть о Фатиме, величайшем чуде нашего времени. “Жизнь с Богом”, Брюссель, 1962, с.50).

Франсишко перед смертью спрашивает сестер, что передать от них Небесной Госпоже. Жасинта наказывает ему:

— Хорошенько поклонись от меня Господу и Божией Матери. Скажи Им, что я перенесу все, что Им будет угодно, за грешников и в утешение Пречистому Сердцу Божией Матери... Если сегодня ночью уйдешь в рай, не забудь нас, слышишь?

— Нет, не забуду, не беспокойтесь.

— Так прощай, до свидания на Небе.

— До свидания на Небе...

Видение адских мучеников оставило неизгладимый след в сердцах детишек, особенно девочек. Характер Франсишко был более тихий и смиренный. Жасинта — трепетная и горячая. Люсия — ревностная, крепкая во свидетельстве.

У них изменился самый взгляд на мир. Видя грех, особенно кощунство по отношению к Пречистой Деве, имевшие место в связи с Ее явлениями, Жасинта сильно сокрушалась: “Что они говорят, несчастные? Если бы они знали ад!.. Как мне жаль эти души, которые туда падают и горят там, как дрова в огне... Надо много молиться, чтобы души не попали в ад! ..”

Люсия немало размышляла об адских мучениках. “Что можем мы сделать, чтобы хоть немного уменьшить страдания несчастных?”

“Приносить маленькие жертвы”, — просила Пречистая.

И вот принесение малых жертв становится буквально смыслом их жизни. Каждую минуту отмеренного ей короткого срока Жасинта использует для добровольных жертв, о которых просит Небесная Госпожа, ведь ими облегчатся страдания несчастных мучеников, горящих в аду... Веревочные вериги до крови врезаются в их тела. Жасинта отказывается идти на танцы: “Никогда больше не буду танцевать, хочу принести эту жертву Господу!” Отказывается от лакомств, от еды вообще — на целые дни. Люсия идет на коленях до Кова да Ирья...

...В знойный день детишки заходят в дом и просят стакан воды. Добрая хозяйка преподносит им целый кувшин. Жасинта и Люсия вспоминают просьбу Божией Матери о принесении добровольной жертвы — и отказываются пить... Вода стекает... и ее допивают овцы, столь же жаждущие в знойный день...

Жасинте предстоят тяжелые испытания — болезнь, операции... Она воспримет их как сладчайшее прижигание духовных ран и как свои малые жертвы на алтарь Господень во имя искупления грешников и будет переносить их удивительно спокойно. И когда над ней склонится Люсия, Жасинта не выскажет ни малейшей просьбы о жалости, но, напротив, скажет: “Как хорошо скорбеть для Божией Матери — для облегчения Ее страданий!”

В России смутные мрачные дни. Канун революции большевиков. Дьяволица посылает своих агентов и посредников — потопить в болоте крови Богородичную Русь.

Вместе с тем, Пречистая продолжает являться в Фатиме. На этот раз, к 13 сентября, на поле Кова да Ирья собралась огромная толпа — до 30 тысяч человек, и опять в большинстве неверующие, настроенные подозрительно, враждебно, пришедшие с невидимым ножом в руках...

Боговидцы продолжают подвергаться травле. Они слышат кощунства, которые оружием пронзают их сердца. Если бы несчастные знали, на какие муки обрекают они себя, произнося подобные слова! .. Люсия молится о них: “О Иисусе, эти бедные не ведают, что за подобные слова им предстоят мучения в аду... Прости их, мой Иисусе, и обрати их в веру!”

Дети заметно посерьезнели и изменились. Прежде любившие резвиться и играть, они как бы углубленно ушли в себя и предались размышлениям об аде, о страданиях грешников... Царица прободила их сердца, дала духовные дары...

Однажды Жасинта исцелила тяжело больную женщину, трижды прочтя над ней “Богородице, Дево...”

Еще более выразителен случай описываемый самой Люсией. В Альюстреле, городе неподалеку от Фатимы, была женщина, которая, по внушению вражию, с особой силой преследовала боговидцев, донимая насмешками и проклятиями, в яростной злобе обвиняя их во лжи. Жасинта, глядя на нее, исполнилась безмерной скорби: “Мы должны просить Божию Матерь, чтобы Она обратила эту бедную. У нее, видно, много неисповеданных грехов, и она может пойти во ад. Дьявол ожесточил ее сердце...” Дети принесли за богохульницу покаяние и свои малые искупительные жертвы — кто какую мог. И совершилось чудо: жительница Альюстреля больше ни разу не задела их ни одним словом.

Росло доверие к детям не только со стороны окружающих, но и официальной прессы и клерикальных кругов. В конце августа — начале сентября издатель анархистской газеты, некто Хосе до Вале, решил разоблачить “мошенничество”, для чего, захватив своих друзей из редакции, вознамерился присутствовать на воскресной мессе прямо в фатимской церкви и там “поговорить” с детьми. Узнав об этом, приор Фатимы отдал распоряжение перенести мессу в другой храм. И вышло так, что издатели не обнаружили в фатимской церкви никого, кроме небезызвестного начальника управления Урема. Тогда они решили перенести собрание прямо на Кова да Ирья, но и это предвидели крестьяне, уверовавшие и возревновавшие после стольких знамений и знавшие, что с ними — великий огненный щит и ангельская благодать.

По дороге на плато в укромном месте было привязано целое стадо ослов, которых при приближении просвещенных интеллектуалов заставили реветь в полный голос, от чего издатель со своими друзьями, схватившись за голову и заткнув уши, убежали...

Сентябрь — разгар сбора винограда, плантаций которого великое множество вокруг Кова да Ирья. Но крестьяне потеряли покой. Им не до урожая: совершается великое чудо! Народ съезжается со всей Португалии, и стали даже приезжать иностранцы. Прислушивается к явлениям даже официальная католическая Церковь. Но здесь — разноголосье. Одни принимают, заинтересованы, прослеживают связь Фатимы с Лурдом, Ла Салеттом, Парижем... Реакция других — тупое ожесточение, непризнание, подозрительность. Лицемерное просеивание фактов и принятие желаемого за действительное: “ложь”, “оптический обман”...

На этот раз на поле присутствует около 25 тысяч человек. Характерная прежняя картина: большинство паломников, быть может, от напряжения, искушений особой силы, следующих там, где проливается особая благодать, настроены негативно. Возникают словесные перепалки, которые создают еще большее напряжение.

Сюда стеклись сотни калек из разных мест, больные из окрестных деревень, жаждущие исцеления, с прошениями о своих детях. Многие ищут пробиться к детишкам и умоляют: “Проси Пречистую Госпожу, пусть поможет моему калеке-сыну, больной дочери...” Иные устроились прямо на вершине деревьев, как евангельский мытарь в ожидании Господа. Присутствуют и несколько священников, посланных Церковью. Один из них, Джо Куаресма, так опишет явление пятнадцать лет спустя (в письме к отцу Джону де Марши. Письмо относится к 13 октября 1932 года):

“В полдень наступило полное молчание, если не считать шепота молящихся. Внезапно раздались крики радости, голоса, славящие Матерь Божию. Руки поднялись, тысячи рук, чтобы указать на что-то вверху.

— Смотрите, разве вы не видете?

— Теперь вижу!

На лазурном небе не было ни облачка. Я тоже поднял глаза и пытался охватить всю ширь неба, чтобы увидеть, на что смотрели мои более удачливые соседи. К великой моей радости и удивлению я увидел светящийся шар, движущийся с востока на запад, медленно и величественно скользивший в пространстве. Мой друг также имел счастье насладиться этим неожиданным и зачаровывающим явлением...

Внезапно сверхъестественно светящийся шар исчез перед нашими глазами.

— Что вы думаете об этом шаре? — спросил я своего приятеля, как и я, вдохновленного виденным.

— Что это была Пречистая Дева! — ответил он без колебаний. В этом был убежден и я. Маленькие пастушки смотрели на Саму Царицу. Нам же была дарована милость видеть Колесницу, доставившую Ее с Небес на пустынную, недружелюбную землю Сьерра де Айер...”

Уже не только благочестивый отец Краз, но и иные священники признают явления истинными! Преподобный отец Джо Куаресма продолжает:

“Мой коллега обошел группу за группой на Кова да Ирья, опрашивая, что они видели. Он обращался к представителям разных социальных классов, и все они без исключения, анонимно подтвердили реальность феномена, которому мы оказались свидетелями”.

Это было самое короткое явление. Некоторые отметили небольшую прохладу и неожиданную блеклость неба, на котором даже стали видны звезды. С вершин небесных стали опускаться белые светоносные “лепестки”, исчезавшие при касании земли. Позднее это явление назвали “Дождем лепестков”.

— Продолжайте читать розарий, — сказала Матерь Божия и на этот раз, — чтобы приблизить конец войны. В октябре придет Господь, и Госпожа скорбей Кармеля, и святой Иосиф с Младенцем Иисусом, чтобы благословить мир. Бог доволен вашими жертвами, но не желает, чтобы вы спали с веревками, не снимая их ночью. Носите их лишь днем.

Трогательно сострадательное, уязвленное сердечко Люсии просит об исцелении болящих.

— Сколькие умоляли меня просить Вас — исцелить некоторых больных... и о глухом муле...

— Да. Я исцелю лишь некоторых, других — нет. В октябре Я совершу чудо, и многие уверуют.

И Она исчезла, как и прежде.

Наибольшую радость у Франсишко вызвало то, что он скоро сможет увидеть Господа.

— Подумать только, всего один месяц, и я увижу Господа! Я так Его люблю!

Церковные круги продолжают свое “обьективное исследование”. Бывший свидетелем на поле доктор Формиго 29 сентября того же года беседует с детьми, а до того наводит справки об их семействах. Отзывы благоприятные. Беседа также привела священника к убеждению, что дети “не лгут”.

Дознание со стороны представителей официальной церкви происходило следующим образом. Первым состоялся диалог с Жасинтой. Девочка, по словам доктора Формиго, выглядела вначале растерянной и испуганной, но отвечала с готовностью. Можно представить, сколько скорбей испытала юная страдалица, в очередной раз допытываемая о своей сокровенной радости, о Небесной Госпоже, изливающей на нее столько Света, милости, любви. В очередной раз она должна доказывать, уже священнику, вспоминать то, о чем так трудно, тяжело говорить. Несомненно, полагаемое доктором Формиго испугом и растерянностью было не чем иным, как глубоким смирением, кротко переносимым свидетельским крестом.

Франсишко, войдя в комнату, куда пригласил его доктор Формиго, не снял шляпу. Жасинта жестом дает понять: “Положи шляпу на стол!” Но мальчик как бы не обращает на нее внимания и пристально вглядывается в собеседника. На вопросы, по словам доктора Формиго, он отвечал собранно и сдержанно.

Естественней и крепче других держалась Люсия. В записях Формиго отметил, что девочка выглядела здоровой, без признаков патологической наклонности ко лжи, легкомыслию и мистификации, без каких-либо психических отклонений в сторону болезненных фантазий или маний...

По правилам, допрашивали детей отдельно. “Объективному исследователю” осталось признать по крайней мере искренность детей. Беседа с местными жителями также говорила в пользу боговидцев. Семьи их были сравнительно богаты. Никто из родителей не искал славы. Напротив, попытки почитания детей всячески пресекались. Пастушков старались спрятать, предохранить от посторонних глаз. Отец Марто отмахивался от журналистов и просто любопытствуощих, как от назойливых мух. Сердце его было полно близостью Небесной Госпожи.

Был установлен факт: тысячи людей над деревом 13-го августа наблюдали белое облако, и многие подтверждали иные необычные явления при последних двух Преображениях.

В беседе с Люсией священник затронул щекотливый вопрос о сообщенной тайне. Ходило слишком много слухов... Тайна существует, ответила Люсия, но она не в праве открыть ее, ибо если люди узнают этот секрет, то будут опечалены. Франсишко добавил к уже известному, что ему виделись в сиянии, окутывающем Пречистую Деву, золотые украшения. Она вся сверкала, как Сокровищница. Распятие было белым, как и четки розария...

Заключение комиссии было отложено до совершения обещанного Госпожою чуда.

Ближе к тринадцатому октября, дню обещанных Божией Матерью чудес, обстановка нагнетается. Дороги и подступы к Фатиме запружены повозками и палатками тысяч паломников. В горах нет ни одной деревни, жители которой не были бы оповещены о великом обещанном чуде.

С ночи моросит холодный дождь, ледяной ветер пронизывает насквозь. Нависают низкие тучи, и поле кажется одним сплошным зонтом — каждый укрывается, как может. Родители детишек в страхе: их предупреждали всерьез — толпа разорвет детей, если чуда не совершится. Среди присутствующих по-прежнему много недоброжелателей. Вновь сонмы стрел вопьются в Сердце Непорочной Девы... Однако голос Ее будет по-прежнему мягок, тих и смирен: в силе любви свидетельствуют в Вышних...

Мария Роза, теперь уже смирившаяся и уверовавшая, просит Люсию на всякий случай исповедоваться и причаститься. Девочка, подобно Господу, бывшему на послушании у Своих родителей, кротко отвечает, что если хочет того мать, она готова сходить с ней на исповедь — но не из страха или для приготовления к смерти: “Я уверена, Госпожа сделает все, что обещала”. “Что ж, тогда, в крайности, и я умру вместе с тобой!” — восклицает Мария Роза из глубины своего страстного сердца, и идет с детьми...

Люсия, Франсишко и Жасинта в сопровождении родителей с трудом пробираются к дереву: Марим Карейра предупредительно убрала его гирляндами цветов, ибо от азинхейро остался один лишь ободранный ствол: все листья и даже кора были разобраны как драгоценные святыни.

В ожидании чуда Кова да Ирья представляло поразительное зрелище. Тысячные толпы паломников распевали псалмы, молились, напряженно всматривались в небо... Местами раздавался негромкий смех... Матери с больными детьми читали молитвы, предуготовляясь внутренне просить Пречистую о совершении чуда и исцелении расслабленных.

Холодный осенний дождь не остановил тех, кто хотел ночевать прямо здесь, на голой земле. Иные пришли за неделю и не отступали ни на минуту: вдруг Пречистая явится прежде названного Ею срока!..

События этого дня были подробно описаны издателем газеты “O Seculo” в Лиссабоне, масоном по имени Альмеидо, прежде не испытывавшим никаких симпатий к священству. Неведомая сила повлекла одного из лучших журналистов Португалии в Фатиму, и дон Альмеидо не мог не написать о событии, которого ожидала почти вся страна:

“Чудо имело место между полуднем и часом дня, по словам тех, кто там был. Но не все имели возможность увидеть его полностью. Число избранных, кажется, довольно невелико. Несмотря на их усилия, многие не видели, кажется, ничего. Но те, кто оказался рядом с детьми, согласно уверяют, что слышали, как они разговаривали с невидимым Существом. Другие, напротив, видели в этот уникальный величественный момент звезды, сияющие на небесной тверди и слышали стоны из-под земли, возвестившие появление Госпожи (Свет, как Матерь Божия сказала в российском Откровении, исходящий от Ее Колесницы, проницает все тверди Небесные, и в момент, когда Она говорит с родом Адамовым, Ей внемлют странники мытарские и узники геенские...).

Люди уверяли, что температура в час явления резко упала, и сравнивают впечатление от этого момента с ощущением от солнечного затмения”.

Когда, по описанию очевидцев, видимая только детьми фигура Девы в белом появилась на азинхейро, глаза детишек “наполнились слезами, лица побледнели, как у мертвых. Женщины бросились на колени, воспевая псалмы и читая розарий”.

“Известие о явлениях, — продолжает “O Seculo”, — распространилось от Альгавры до Минхо. Со дня Вознесения пилигримы тысячами собирались здесь по тринадцатым числам каждого месяца из отдаленных и близлежащих мест. Священство... заняло позицию честного выжидания...”

Вернемся к событиям того дня.

...Детишек подталкивают. Атмосфера нагнетается. Стоящий рядом с Жасинтой священник нервно вопрошает: когда же придет Госпожа?

— В полдень.

Он смотрит на часы. “Уже двенадцать!” — слышится его растерянный и несколько усовещающий голос.

— Госпожа не может обмануть — укрепляет ропщущего Жасинта. — Потерпите еще немного...

Неожиданно Люсия восклицает:

— Опустите зонтики!

Слова ее передались от одного к другому, и все, один за другим, повиновались, хотя дождь продолжал накрапывать по-прежнему...

Наступил, пожалуй, наиболее драматический момент. Дьявол зашел через священника и попытался окрасть, растоптать, осквернить...

По воспоминаниям Марии Карейры, священник после небольшой паузы громким голосом восклицает, так что его слышат сотни паломников:

— Полдень прошел! Прочь! Прочь отсюда! Все! Это просто жалкая иллюзия. — И он начинает энергично и беззастенчиво выталкивать детей руками. Люсия, видимо, самая крепкая из всех, со слезами на глазах достойно собралась и отвечает:

— Кто хочет, может идти... Я остаюсь здесь. Госпожа сказала, что непременно придет. Мы видели Ее прошлый раз, увидим и сейчас!

Толпа стала напирать. Со всех сторон слышался гомон разочарования. Слова священника разошлись мгновенно, как эхо. Дьявол наэлектризовал толпу и, казалось, вот-вот разразится непоправимое... И тут девочка подняла глаза и воскликнула:

— Жасинта, на колени! Я вижу Матерь Божию! Вспышка света!

— Следи, доченька! — это уже со слезами умиленного рыдания высокий голос Марии Карейры. Добрая женщина понимает: Матерь Божия пришла в тот самый момент, когда могло случиться нечто страшное: казалось, расправа над детьми неминуема... — Смотри, не позволь себе обмануться, — еще раз говорит она.

Но дети уже ничего не слышат. Их лица просияли ангельскою неземною красотою. Все трое неотрывно смотрели на Пречистую, покоящуюся на гирляндах цветов Марии Карейры.

— Чего Вы хотите от меня? — спрашивает Люсия, стоя на коленях.

— Здесь должна быть выстроена часовня в Мою честь. Я — Богородица, Мать Святого Розария. Пусть продолжают каждый день читать молитвы по четкам. Война идет к концу, и солдаты скоро вернутся в свои дома.

— Дорогая Госпожа, я должна о многом просить у вас... Столькие просят исцеления больных и обращения грешников!

— Некоторых Я исцелю, других — нет. Необходимо их покаяние для прощения грехов. Пусть больше не оскорбляют Господа, который и так безмерно оскорблен...

Сказав это, Госпожа Святого Розария (то же, что Матерь Божия Царствующая. Венок из роз (“розарий”) был прообразом царской диадемы), как всегда, раскрыла Свои белые ладони, и от них изошло сияние, поднявшееся к солнцу прямо над головами. Свет был ярче солнечного. В луче от свечения Своих ладоней Пречистая исчезла.

В этот момент толпа увидела, что облака раздвинулись, как два занавеса, и появилось солнце в яркой синеве. Многие слышали восклицание Люсии:

— Смотрите на солнце!

В зените над толпой появились три белые свитка, символизирующие тройственные таинства розария: скорбные, радостные и славные. На первом можно было ясно разглядеть Святое Семейство: Деву Марию в белом с голубым покрывалом, Иосифа Обручника и Богомладенца. Благочестивый Иосиф также был облачен в белое, а Господь — в ярко-красные царственные одеяния.

Толпа слышала голос Люсии:

— Святой Иосиф хочет благословить всех (в католичестве распространен культ Иосифа-Обручника, в котором видят нежного ангела-попечителя Пречистой Девы и Младенца Господа).

Некоторые из присутствующих ясно видели, как Иосиф, а затем и Господь трижды совершили крестное знамение над толпой.

Второе видение было только для Люсии. Пречистая предстала в образе скорбящей Матери мира, но без меча, пронзающего Ее грудь, в темной одежде. Около Нее стоял Сын Божий, печально глядя на людей, за которых умер на Кресте. Господь поднял руку для крестного знамения.

Третий раз Богородица явилась как Госпожа горы Кармель. Голова Ее была увенчана царской короной, и Отрок Господь стоял возле Нее.

Все три видения прошли как бы незаметно для толпы, которой предназначалось иное, апокалиптическое зрелище.

Солнце, пока шли эти явления, стояло над головами, как мягкий серебряный диск, не слепивший взора смотревших на него. Вокруг солнца появилась яркая корона, сверкающая необычайно; так длилось несколько мгновений. И вот внезапно солнце начало “танцевать”. Оно стало бешено вращаться, затем остановилось. Затем вращение возобновилось. Солнце закрутилось, как колесо от машины, и постепенно вращение замедлилось. От него пошли потоки света, расходившиеся по всему небу: кроваво-красные, оранжево-голубые, отражающиеся на траве, деревьях и бросающие тени на людей внизу. Сверкающие радужные цвета сменяли друг друга — зеленый, красный, оранжевый, синий, фиолетовый... Казалось, вся земля, а не только поле Кова да Ирья, сияет в лучах радуги, преображается и восхищается горе. Трижды, бешено вращаясь, светило сменило все цвета спектра, вздрогнуло, затрепетало и двинулось гигантскими зигзагами прямо на толпу. Крики ужаса потрясли Кова да Ирья. Послышались вопли и мольбы о прощении ко Господу и Пречистой Деве...

Божия Матерь в ответ на посылаемые Ей стрелы недовольства, недоброжелательности и сомнения дала знак близящегося гнева Господня и смирила многих, нуждающихся не столько в видимом чуде Преображения, сколько в отрезвляющем знамении. Плач и крики многих смешались в один скорбный звук — рыдание падшего человечества. Казалось, отверзлись тверди, и к истошным воплям свидетелей Фатимского чуда присоединились голоса адских мучеников.

Словно сила Духа проницала сердца всех. И сокровенно, в зависимости от духовного состояния каждого, производила свое действие: пришедшие от искреннего сердца возрадоваться встрече с Непорочной были духовно освящены и облагодатствованы. Сомневающиеся получили вразумляющий знак. Пришедших с враждебной целью охватил цепенящий ужас и, быть может, многие уверовали. По крайней мере, негативный фон в воздухе полностью спал, и цель, определенная свыше, была достигнута.

Солнце, приблизившись к толпе едва ли не на угрожающее расстояние (присутствовавшие чувствовали возрастающий жар), постепенно стало подниматься таким же зигзагообразным движением и, наконец, вернулось на свою привычную орбиту).

— Чудо! Чудо! Чудо! — слышалось со всех сторон. — Слава Пречистой Деве!

Великое воодушевление охватило толпу. Тысячи рук воздымались к небу.

— Свершилось великое чудо! — неслось по всему полю.

Вот как описывал “пляску солнца” журналист из Лиссабона:

“Зрелище уникальное и невероятное для тех, кто сам не был ему свидетелем. Можно было видеть необьятную толпу, обращенную к солнцу... Огромная дневная звезда приводила на ум серебряную настенную тарелку, на нее можно было смотреть без неприятных ощущений. Она не обжигала, не слепила. Можно было сравнивать это с солнечным затмением. Но вот вырвался колоссальный вопль, и мы услышали, как ближайшие к нам наблюдатели закричали: “Чудо, чудо!”

Приведя подробное описание на языке, акцентированном на “космических” аспектах видения, журналист упоминает имена свидетелей, наблюдавших, в том числе, и Пречистую как Госпожу горы Кармель.

Достоверность чуда подтверждалась многими свидетелями. Так, некий поэт Альфонсо Лопес Виэйра видел “пляску солнца” из своего дома, расположенного в сорока километрах от Фатимы. Священник отец Игнацио Лоуренсо наблюдал танцующий солнечный диск в местечке Альбурите, что в восемнадцати километрах от Фатимы. По его словам, толпы народа на улицах города вначале пытались скрыться в ужасе, а затем пали на колени и, каясь, стали просить прощения друг у друга. На глазах священника произошло обращение известного воинствующего атеиста. Безбожник вначале затрепетал с головы до пят, пал на колени, а затем со слезами на глазах стал взывать как бы прозревшим голосом:

— О, Сеньора носса! Сеньора носса! (О, наша Госпожа!)

Описанное происходило не только в Фатиме и в нескольких десятках километров от нее. Иные свидетельства послужили доказательством вселенского, всемирного характера чуда. Находились и такие, которые и за сто миль от Фатимы сподобились видения великого знамения.

Один из самых уважаемых описателей фатимских событий, д-р Уолш, побывал в тех местах около 30 лет спустя после чуда. Ему не удалось поговорить с родителями детей, но он беседовал со многими другими, и всякий раз, когда он заговаривал о “пляске солнца”, на лицах людей он видел выражение неописуемого ужаса. Апокалиптическое зрелище наложило свой неизгладимый след. Оно служит как бы напоминанием о близящемся гневе Божием за грехи — за упорное нежелание человечества услышать призыв Небесной Ходатаицы...

Дьявол решил мстить...

В ночь на 23 октября масонской ложей города Сантарем было организовано ответное действо. Либералы, карбонарии и другие “силы просвещения” обьединились в походе на Кова да Ирья, чтобы уничтожить даже признаки святого почитания. С корнем было вырвано деревце, “конфискован” столик с приношениями и другие найденные сиротские свидетельства любви к Пречистой.

Вначале священные предметы были помещены (для “исследования” за небольшую плату каждым желающим) в Сантареме, в доме, расположенном неподалеку от латинской семинарии, а затем пронесены с пением издевательских песен, пародирующих воспевания Пречистой, по улицам города. Был издан по-своему уникальный манифест Португальской “Федерации свободных мыслителей”, направленный против “спектакля в Фатиме”.

Силы зла активизировались. Европейское масонство крайне отрицательно отреагировало на явление Света Непорочной. Кумирня Бафомета оказалась поколебленной, и дьяволица потеряла власть. Ее таинственные рекруты пришли в движение, задрожали тверди. Из большого числа лиссабонских газет одна лишь “O Seculo”, уже упоминавшаяся выше, отрицательно отреагировала на бесчинства дьяволопоклонников, отметив, что такое шествие особенно бесчестно во времена, когда запрещены католические шествия.

Пречистая, однако, уберегла главную святыню. На следующий день многие свидетели чуда бросились на поле, чтобы убедитьсм в произведенном разгроме. Паломники были потрясены и растеряны. Одни глубоко каялись в своих грехах, другие кричали: “Боже мой, кто мог допустить подобное кощунство — восстать против Самой Царицы Светов! Португалия проклята! Что будет с нами и нашими детьми! Пречистая не простит глумления над Собой и Сыном Божиим”...

Божия Матерь великим чудом Фатимы, солнечной “пляской”, нанесла сокрушительный удар по царству дьявола. И рухнули сонмы дьявольских статуй. И началось движение в сторону Преображения... Мир обратился к Пречистой Деве!

Какова же была радость прибежавших на Кова да Ирья на следующий день после совершенного варварства, когда они увидели, что Пречистая сохранила невредимым деревце, которого касались Ее святые стопочки...

 Франсишко, Люсия и Жасинта пролили много слез о несчастных кощунах. Их преображенные скорбью сердца были не в силах восставать на кого-либо, и очередные дьявольские выпады вызывали у них лишь сострадание к душам, заведомо обрекающим себя на вечную погибель и муки, открытые им Самой Пречистой Девой.

Масонская ложа была не единственной, враждебно отреагировавшей на великое небесное знамение. Западная Европа хранила осуждающее молчание. И только маленькая Фатима трепетала, уверовавшая. По крайней мере, ни один из местных жителей не колебался в том, что стал свидетелем воистину величайшего из чудес. И уже после “пляски солнца” наступили чудодейственные исцеления детей, о прощении грехов которых просили на плато Кова да Ирья их родители.

Первые дни после великого явления дети находились в состоянии почти сомнамбулическом. Они вынуждены были отвечать многим сотням невольных поклонников и к вечеру валились от усталости. Состоялись новые беседы о. Формиго с детьми, в процессе которых священник все более убеждался в пророческой и посреднической миссии юных боговидцев и постепенно принимал их сторону. Впоследствии он стал защитником и помощником Люсии на долгие годы, в том числе в деле посвящения России Божией Матери.

Отец де Марши приводит следующую беседу одной женщины, богато одетой, с Франсишко:

— Франсишко, кем бы ты хотел стать? Солдатом?

— Нет, мадам.

— Доктором?

— О нет, мадам.

— Я знаю, ты хотел бы стать священником?..

— Нет.

— Как?! Ты не хотел бы служить мессу?.. Тогда кем же ты хотел бы стать?

— Никем, сеньора.

— Никем?

— Я хочу умереть и уйти на Небо.

Желание мальчика и обещание Пречистой Девы вскоре сбылось. Франсишко как бы совершенно отрекся от мирского и непрерывно находился в созерцательной молитве, перебирая четки. Было ясно видно: любая беседа, даже на духовную тему, представляла для него испытание, страдание, как бы выводила из состояния умиленной радости и ангельского созерцания.

Многие свидетели фатимского чуда обращались к Франсишко за помощью, и мальчик просил Пречистую Деву об оказании милости скорбящим.

Ни о чем так не мечтал Франсишко, как о первом Причастии. Божия Матерь поставила и эту печать Истинной Церкви: исключительную трепетную радость от вкушения Святых Даров, содержащих полноту Христа. Однако к Причастию его не допустили: не усвоил тонкостей “Символа веры”. Боговидца подвела формально-катехизическая сторона. Вошедший в непосредственное общение с Богом был лишен общения опосредованно-культового. Жасинту допустили первой, хотя она и была двумя годами младше своего брата.

Первое Причастие произошло в мае 1918 года. А уже в октябре разразилась эпидемия инфлюэнци (названной в Европе “испанкой”), косившая тысячи душ. И оба семейства слегли. Для Франсишко болезнь окончилась пневмонией. Мальчик безропотно принимал лекарства, предписанные ему, но при этом с отрешенным взором говорил, что Госпожа хочет взять его на Небо и что никакие медикаменты не принесут пользы...

Вскоре заболела и Жасинта. Дети переносили болезнь особым образом. Они не видели в них наказания за грехи, но малую жертву. Боль составляет для них некую сладкую радость, как прижигание для раны...

И есть ли нечто более радостное и умиленное, чем разделить страдания Пренепорочной Девы и Господа Иисуса Христа, сопричастившись их блаженным скорбям, сопребыть Им? Мыслимо ли лучшее свидетельство?

В одно из посещений Жасинта поделилась с Люсией своим сокровенным:

— Наша Госпожа хочет видеть нас. Она сказала, что очень скоро возьмет Франсишко и меня на Небеса. Потом Она спросила меня, хочу ли я обратить больше грешников, и я сказала: “Да!”

Божия Матерь открыла Жасинте, что та побывает в двух клиниках и будет много страдать, но Она Сама укрепит ее...

Однажды явившись над фатимским плато, Царица уже не оставляла Своих юных пророков. Жасинта находилась с Ней в духовном общении и была укрепляема от Божией Матери в последние мученические дни своего краткого земного бытия.

Франсишко было поднялся к Рождеству, но слег в январе, и снова лежал в жару с головной болью, претерпевая, “чтобы утешить Господа” и в уверенности, что он “скоро будет с Ним”. Готовясь к переходу в вечность, он решил отдать свои веревочные вериги Люсии, “чтобы не огорчать мать”. Люсия, не зная, куда спрятать веревку, носящую следы его крови, опрометчиво сожгла ее, о чем потом не раз сожалела.

В начале апреля Франсишко исповедуется и трогательно просит девочек напомнить ему грехи, которых он не знает за собой. Следует опять одна из умиленных сцен, впоследствии описанных Люсией в ее воспоминаниях. У детей на устах и на уме одна забота — быть ближе к Небесной Госпоже. Радость близкого соединения и стремления к Ней — единственное чаяние всех троих...

— Франсишко, когда ты будешь с нашей Госпожей, напомнишь Ей обо мне?

— Да. Я буду молиться обо всем мире.

Люсия в “Воспоминаниях” часто повествует о том, сколь молчаливо-созерцательным был брат. Не раз сестры находили его в состоянии глубокого погружения в молитву (характерное Богородично-медитативное состояние). На вопрос:

— Франсишко, разве ты не слышал, что я тебя звала? — следовал искренний ответ:

— Нет, не слышал.

— Чем же ты тогда занимался?

— Вначале я читал молитву Ангела, а потом стал думать...

Ангел Пречистой погружал своего святого в глубины созерцательно-Богородичной медитации о Страстях Господних. Полуграмотный мальчик, далекий от монастырей, проходил в духе совершаемое посвящение исихастов-молчальников...

Однажды, в ноябре 1917 года, Люсия спросила брата:

— Франсишко, что тебе больше нравится — утешать Господа или обращать грешников, чтобы души их не попали в ад?

— Если выбирать, я предпочел бы утешать Господа. Ты заметила, каким грустным стало лицо Божией Матери, когда Она сказала, что люди не должны больше уже оскорблять Господа, Он ведь и без того так сильно оскорблен? О, я хотел бы утешать нашего доброго Господа и обращать грешников, чтобы они не причиняли Ему более ран.

...Почему Господь так опечален? Мне тяжело видеть Его столь печальным! Я предлагаю Ему все жертвы, какие могу. Никогда больше не буду прятаться от посетителей! Пусть будет одной жертвой больше...

 Однажды дети резвились в гостях и преступили меру веселья. Франсишко с глубоким чувством вины подошел к сестрам и шепнул им грустно на ухо:

— Так нельзя смеяться! Господу это, наверно, не угодно! Пойдем лучше отсюда.

Во время смертельной болезни — ни тени страха, ни намека на панику, ни одной жалобы.

Сестры навещают брата после кризиса, когда дела, казалось бы, идут на поправку. На нежное вопрошание девочки:

— Не лучше ли тебе сегодня, Франсишко? — мальчик отвечал:

— Наоборот, хуже. Но я уйду на Небо и принесу много утешения Христу и Божией Матери!..

Ответ старца...

По словам очевидцев, достаточно было провести несколько минут около его кровати, и присутствующие утешались, точно у раки с мощами преподобных.

Во время болезни Франсишко не расставался с четками. Как и благословила Пречистая Дева, он много раз прочитал розарий. На предложение сестер отложить молитву ради игры, помолиться потом, отвечал серьезно:

— И теперь, и потом, и всегда!..

В результате сестры, побежденные силой его духа, прекращали игры и присоединялись к созерцательной молитве брата.

За день до смерти совершается долгожданное Причастие, и сердце Франсишко трепещет: мальчик в ожидании двойной встречи с Господом: на Небесах и в Святых Дарах. Как последние заповеди звучат его просьбы молиться по четкам, как заповедывал им Ангел и Пречистая.

После полученной им первой Евхаристии он находится в состоянии сладостного опьянения. Впрочем, мысль о том, простил ли Господь грехи его и не забыла ли о нем Святая Госпожа, вновь вызывают печаль его сердца, и сестры остаются утешать брата. Умирая, Франсишко обещает просить Пречистую, чтобы Она поскорее забрала Жасинту, к тому времени уже несколько месяцев больную, истощенную и потерявшую силы.

Ночью после Причастия он зовет мать:

— Смотри, какой Свет — там, возле двери! .. Теперь я больше не вижу его...

В десять утра внезапно наступает смерть, и Люсия навсегда запечатлевает в своем сердце блаженную улыбку на его бледном исстрадавшемся личике, когда они с Жасинтой последний раз смотрели на него.

Начинается малое восхождение на Голгофскую гору Жасинты.

Состояние Жасинты не позволяло ей оставаться дома, и врачи предписали ей больницу в Лиссабоне. Девочка, как и Франсишко, утверждала: ни клиника, ни больница не принесут никакой пользы. Печаль от расставания с Люсией и родителями, подругами была слишком сильной и перевешивала все разумные доводы. Жасинте казалось, что вдали от Фатимы она потеряет свою Святую Госпожу, к Которой она так стремилась.

Монахиня Мать Мария Очищения (Purificatio) неоднократно навещала девочку в лиссабонском приюте при церкви Богородицы Чудотворящей. Сохранились записи этой монахини, сделанные со слов больной. Из них ясно, что Жасинта получала откровение от Пречистой Девы, подаваемые внутренне и сокровенно, как потом и Люсии.

Вот некоторые из них:

“Войны — не что иное, как наказание за грехи мира”.

“Божия Матерь больше не может удерживать руку Своего Возлюбленного Сына... Необходимо принести покаяние. Если люди изменят образ жизни, Господь все же поможет миру, если нет — наступит наказание”.

“Господь разгневан грехами и преступлениями в Португалии. Поэтому социальные бедствия угрожают нашей стране, и особенно Лиссабону. Вскоре начнется гражданская война, анархическая или коммунистическая. За ней последуют грабежи, политические убийства, пожары, разорения. Столица будет подвергнута полному разорению и превратится в подобие ада... Когда Судом Божиим будет вынесен подобный приговор, кто сможет, уходите из города по первому велению свыше. Предсказанное пусть будет постепенно открыто”.

“Если люди не изменят свой образ мысли, Госпожа пошлет им наказание, подобного которому в мире еще не было, и в первую очередь оно обрушится на Испанию”.

Жасинта много говорила Матери Марии о войне, время которой падает примерно на 1940 год, о скорбях Папы, о том, что умершие на этой войне в большинстве своем пойдут в ад...

Однажды она сказала:

— Я скоро уйду на Небо. И вы, когда увидите ночью свет, от которого станет не по себе, тоже бегите на Небо!..

С глубокой нежностью, как бы сквозь годы вглядываясь в лицо Люсии, она сказала однажды своей подруге и сестре:

— Ты останешься здесь, чтобы благовествовать о желаниях Бога, о том, чтобы мир был посвящен Сердцу Непорочной Девы. Господь хочет, чтобы Пренепорочная Госпожа была прославлена наряду с Ним Самим...

Сколь прекрасно было сердце Жасинты! Чего стоит, например, восклицание, вырвавшееся у нее при посещении Люсии, перед операцией:

— О, если бы я могла поместить в грудь каждого огонь, который горит в моей груди и заставляет так сильно любить Господа и Божию Матерь!

“...Доктора не могут лечить больных как следует, потому что не имеют любви к Богу...”

Причина смерти: “Люди умирают потому, что не думают о смерти Господа нашего и не приносят покаяния”.

Об исповеди: “Исповедь — таинство прощения. К исповеднику надо приходить с доверием и духовной радостью. Без исповеди нет спасения”.

О священниках: “Священники должны быть чистыми, очень чистыми. Священники должны заниматься только делами Церкви и ничем иным”. “Многие из них нечисты и неугодны Богу, что вызывает большую скорбь Непорочной Девы”...

Священнику, занятому земными попечениями, трудно получить печати Приснодевы и обрести их проявленными.

О современном мире: “Следование моде удручает Непорочную. Господь наш всегда один и тот же”.

О грехах: “Плотские страсти более всего приводят в ад”.

О девственниках: “Божия Матерь хочет, чтобы было больше девственных душ”, “подвижников, давших клятву целомудрия”, “чистых телесно и душевно”.

— Знаю. Быть чистой телесно — хранить целомудрие. Быть чистой душевно — не совершить грехов, не смотреть на то, что не должно видеть, не красть, не лгать, всегда говорить правду, какой бы горькой она ни была...”

О твердости духа: “Те, кто не выполняет обещаний, данных Госпоже нашей, никогда не преуспеют в своих делах”.

Мучения Жасинты невыносимы. Во второй раз ее оперируют (по выражению одного из врачей) для того лишь, чтобы не было сомнений в промыслительном смысле смерти девочки: “Если она и умрет, то вопреки всем человеческим усилиям” (и во спасение большого числа грешников, как хотела сама Жасинта).

Операция прошла успешно. Но вот 20 февраля, когда дела, казалось, пошли на поправку и ближние с трепетной радостью ожидали вестей об улучшении здоровья Жасинты, она неожиданно и тихо умерла. Ее похоронили в гробу, залитом известью, как требовали санитарные правила тех лет. Открытой осталась лишь головка девочки. Местом ее временного земного, упокоения стало кладбище Вилы Нова де Урем.

12 сентабря 1935 года д-р Луи Фишер, известный христианский проповедник, при переносе захоронения Жасинты в Фатиму обнаружил лик ее неповрежденным. Она казалась тихо и блаженно спящей, хотя и с запавшими щеками, а вокруг мощей распространялось отчетливое благоухание... В 1951 и 1952 годах, когда останки Франсишко и мощи Жасинты переносили в склеп базилики Фатимской, где они пребывают и поныне, благоухание оставалось прежним. Земной путь детишек завершился так прискорбно рано и так преславно дли них самих!

Люсия жива поныне. Ее имя теперь — Мария Непорочного Сердца. Миссия посвящения России Божией Матери не оставлена ею. Через Марию Люсию Богоматерь сообщает Свою волю.

С фатимской летописи начинается новое богословие, новый взгляд на суть происходящего в мире. Отныне каждое из всемирных бедствий: болезни, войны, катаклизмы, эпидемии, — непосредственно и явно связываются с отношением к посланиям Пречистой Девы.

Один из секретов, данных в Фатиме, сестра Люсия Мария Скорбей (ее первое монашеское имя) открыла в письме к Папе Римскому Пию ХI. “Предстоит война, — сказала Пречистая.— Чтобы предотвратить ее, Я хочу просить посвящения России Моим Стопам и принесения Искупительных Причастий по первым субботам. Если прислушаются к Моей просьбе, Россия обратится к Богу и наступит мир”.

Не прислушались, и война разразилась.

...Лишь в 1926 году, повинуясь воле Пренепорочной Девы, Люсия впервые открыла эту тайну своему исповеднику. И с этого момента она усиленно умоляет, просит священников и иерархов Церкви, чтущих Божию Матерь, использовать весь свой авторитет, чтобы посвятить Россию Пренепорочной.

13 июня 1929 года сестра Мария Люсия Скорбей из Понтеведро (что под Порто) удостоилась величественного видения Пресвятой Троицы, которое включало еще одну просьбу о посвящении России.

Однажды ночью она стояла на коленях в часовне (ей было позволено молиться там в течение часа), затем привычно распростерлась на полу, чтобы прочесть молитву Ангела. Устав, она поднялась на колени, продолжая читать молитвы с руками, простертыми в виде креста. Единственным освещением была храмовая лампа. Внезапно вся часовня озарилась сверхъестественным сиянием, и над Алтарем появился Крест из света, луч от него достигал потолка. На верхней части Креста ясно был различим Старец с белой бородой (Превечный Отец). На уровне его груди был светоносный Голубь (Святой Дух). Господь Иисус Христос был пригвожден ко Кресту. Чуть ниже Его пояса были видны покоявшиеся в воздухе Чаша и большая Хостия (Хлеб в католическом Причастии), на которую падали капли Крови с Лица и из ран в боку Распятого. С Хостии эти капли стекали в Чашу. Пречистая Дева стояла по правую сторону Креста, и Лик Ее, по словам Люсии, напоминал Богоматерь Фатимскую.

Матерь Божия держала в левой руке Свое раненное Сердце — без меча и роз, но в венце из терниев, пламенеющее огнем. Под левой рукой Ее были большие буквы из струившейся по алтарю кристально чистой воды: “Милость и Прощение”...

Люсия поняла: ей было показано Таинство Пресвятой Троицы! Она получила Откровение о Таинстве, которое ей не было разрешено открывать.

Затем Пречистая Дева сказала: “Наступил момент, когда Бог просит, чтобы глава всемирной Церкви вместе со всеми епископами мира посвятил Россию Моим Стопам. Этой ценой Он обещает спасти ее”.

И снова Люсия доверяет тайну своему исповеднику. Тот принимает меры, чтобы предоставить сказанное вниманию Папы. Однако проходят годы длительного ожидания, и лишь 13 сентября 1939 года епископ Леирии обнародует эту просьбу Пренепорочной... Епископат и священство разделяются как бы на два лагеря: ревностных почитателей Девы Марии, несущих на себе Ее печати, и на едва прикрытых недоброжелателей и даже тайных врагов.

Папа принимает указ Божией Матери с благоговением. Но, как и предсказывал Господь Люсии (в одном из явлений за несколько лет до войны), было уже “слишком поздно”...

Вся жизнь сестры Люсии, ныне сестры Марии Непорочного Сердца — непрестанное служение Пречистой. Она и сейчас много трудится для того, чтобы страдающая и любимая ею Россия обрела свою Небесную Госпожу, как обрела Ее она сама.

Архиепископ Иоанн. “Белое Евангелие”. Об уникальных Явлениях Божией Матери последнего времени. © “Новая Святая Русь”, Москва, 1995, стр. 30.

НАЗАД   ВПЕРЕД   СОДЕРЖАНИЕ